Нарыл где-то на Бличовском Кинке. Автор так и не открылся, а в умыл стучаться как-то страшно и долго. Поэтому бессовестно тащу его творенье. О, Автор!Если когда-нибудь, Вы наткнетесь на это - простите великодушно, ибо почитаю вас как палочки свои фарфоровые и перчатки с Сиэлем!
Рейнджи\Бьякуя. Дождь. Слезы.
читать дальше
Один раз Ренджи видел слезы на ресницах капитана Кучики.
Ну да, всего один раз.
То есть вокруг погром, Холлоу в Сообществе душ, беготня и суета, а капитан Кучики эгоистично и наплевательски изволили удалиться в семейную усыпальницу, ибо – годовщина.
Да уж, эта женщина даже после смерти заставляла его раз за разом нарушать правила и устои.
И шестой отряд стоял полукругом вокруг поместья Великого Дома, рядом с локтем офицера Ренджи сопел Рикичи, и было по-дурацки тихо, потому что врагов крушили молодичики из одиннадцатого – где-то далеко и задолго.
А потом капитан вышел – как всегда спокойный, как всегда весь безукоризненный, и даже Гинпаку лежит на плечах «в соответствии с».
И капли на ресницах.
Ренджи сомневался, что кто-то заметил их, эти капли. Перефразируем – что кто-то посмел их заметить.
И…
И.
И все.
В смысле, на самом деле все, в голове у Ренджи что-то легко и тихо сместилось, почти незаметно для души, весьма ощутимо…
Ощутимо, но незаметно, хакама, они широкие.
И капитан Кучики повел их в атаку, и этих Холлоу они просто порвали на ажурные снежинки, даже благодарность заслужили, а ребятишки из одиннадцатого еще неделю дулись на Ренджи за то, что на его счету оказалось больше всего убитых.
Жить с этим незаметным сдвигом в голове оказалось лишь немногим сложнее, чем без него.
Надо было только научиться не вздрагивать, когда после тренировок капитан умывался, и, подавая ему полотенце, Ренджи видел капли на темных ресницах. Не вздрагивать, запирать все мечты на замок, а ночью…
Но как проводит ночи Абараи-фукутайчо – это дело самого Абараи-фукутайчо, не так ли?
Так что, научился – а что? Делов-то! С этим Кучики еще и не такие чудеса самообладания покажешь!
Цукимизаке – так это называется. Когда луна, японский клен и горячее сакэ в пиалах. Тогда надо сидеть на нагретых за день солнцем ступенях, ведущих в сад, слушать звонкий стук бамбуковой трубки и шепот воды. Цикады прилагаются в зависимости от сезона.
А на плечах теплое шерстяное кимоно – прямо на голое тело.
И неловко Абараи, ох как неловко!
Кучики-тайчо мог позвать на цукимизаке кого угодно – Ренджи так считает, что нет в Сообществе душ человека, способного Кучики-тайчо отказать.
А позвал своего лейтенанта. То есть, своего теперь уже лейтенанта. Выразился при этом эдак витиевато, мол, отпраздновать назначение, пообщаться в неформальной обстановке, чтобы потом работалось вместе лучше…
В общем, Ренджи себя мало что невестой на смотринах не чувствовал.
А неловко-то как было! Кучики-тайчо смотрел в сторону, разговаривал приглушенно и элегантно поддерживал беседу даже о подпольных боях без правил, но…
Но.
А тут еще облака набежали, пасмурно стало. Еще чуть-чуть, и скроется луна.
Почему-то этот факт Ренджи особенно расстроил – словно он лично был виноват в том, что цукимизаке обломилось.
А оно действительно обломилось. Облака стали темнее, ветерок добрался до тела даже сквозь кимоно, а к шепоту ручья в саду добавился шепот дождя.
Молчание.
- Я… разрешите идти, Кучики-тайчо?
Ой неловко, даже слова из себя клещами тащить приходится!
- Отчего же? – Голос Кучики-тайчо напоминает голос дождя. – Оставайтесь.
Вот так просто – «оставайтесь».
Ренджи уткнулся носом в пиалу.
Ой неловко, ой беспокойно на душе…
А Кучики-тайчо, вроде, наоборот, размяк даже, что ли. К выпивке слаб? Пиалу на коленях держит, голову чуть к плечу склонил, на дождь любуется. И такой красивый, что сакэ не в голову шибает, а куда-то существенно ниже.
Молчание.
А потом капитан встал и вышел под дождь. Ренджи мгновенно уперся взглядом в пол.
Когда умирала Хисана, был ясный солнечный день.
- Вы любите дождь, Абараи-фукутайчо?
Ренджи, не поднимая головы, кивнул. Нельзя, нельзя поднимать глаза, нельзя…
- Абараи-фукутайчо? – Чуть больше льда в голосе, командные нотки в голосе.
Ай, инстинкты…
Спина выпрямилась, руки на колени – я Ваш, капитан Кучики, я готов служить Вам до… до…
На ресницах капитана капли. Срываются, ползут по щекам.
«Это дождь», - в ритм сердцебиению твердит себе Ренджи.
Не помогает.
Капли на ресницах. Повисают на мгновение – и срываются, оставляя на щеке очередной влажный росчерк.
Это дождь…
Капитан возвращается под защиту навеса.
Капли на ресницах.
Мокрые щеки капитан вытирает ладонью.
Это дождь!
Не помогло.
А волосы у Кучики-тайчо пахнут мокрыми листьями. Осенний такой запах. А глаза у Кучики-тайчо серые – а Ренджи и не замечал раньше.
А ресницы у Кучики-тайчо мокрые, и шерстяное домашнее кимоно он тоже надел прямо на голое тело.
Мысли у Абараи отрывистые сейчас, прямо как вздохи Кучики-тайчо.
Кимоно долой, руки пригвоздить к доскам, губами к горлу, утверждая свою власть.
Ударит же сейчас… Значит, надо успеть до этого.
Ой неловко, а ведь Ренджи и не знает, что делать. Или – природа подскажет, ха?
Мысли долой.
А бедра у Кучики-тайчо узкие, и как для ладоней абараевских созданные.
А на горле отпечаток зубов.
Ресницы помянуть?
И… молчит, взгляд в сторону, губы закушены, вроде как не верит, что все серьезно. Видимо ждет, что сейчас Абараи-фукутайчо его отпустит, лбом татуированным о доски звонко побьется, в качестве наказания напишет гору отчетов… Ренджи аж до костей злобой продрало.
«Лучше не молчите, капитан!» – Мысль злая, алым окрашенная, с привкусом соленым.
И – не смолчал, когда Ренджи его одной рукой за бедра приподнял и… втиснулся. Не смолчал, стоном низким подавился, задергался, как пойманная рыбка.
Ренджи навалился на капитана всем весом, всматриваясь в лицо.
А глаза у Кучики-тайчо безумные, зрачок чуть не во всю радужку. Больно?
А Ренджи плевать – больно, хорошо, не задевает…
Он в Кучики-тайчо двигаться начал.
Теперь точно, мысли долой, потому что реальность, как всегда, переплюнула самые смелые фантазии, и Ренджи мог только глухо порыкивать и драть своего капитана, как ни одной девке не доставалось.
А лицо у Кучики-тайчо было растерянное – Абараи разве что это запомнил. Ну и еще как Кучики-тайчо за плечи его цеплялся, добавляя к черным линиям красные.
А Бьякуя запомнил легчайшее прикосновение губами к своим ресницам, когда его новый лейтенант хрипло стонал в голос, кончая.
И конечно, потом лейтенант звонко бился татуированным лбом о доски и клялся совершить сэппуку или написать гору отчетов, и было как-то ясно, что для него страшнее…
Но Бьякуя разрешил ему жить дальше. И даже решил, что однажды опять позовет его на цукимизаке.